Другая Болейн [= Еще одна из рода Болейн ] - Филиппа Грегори

— Лягу снова. Вытащите эти проклятые подушки. Как болит голова, я почти ничего не вижу. Одна их говардовская девчонка на троне, другая — наследница, это не сулит ничего, кроме несчастий. На этот раз должен быть сын.

Открылась дверь, вошла Анна. По-прежнему бледна. Медленно подошла к постели, взяла Генриха за руку. Его полные боли глаза внимательно изучают ее лицо.

— Я думала, вы умрете, — говорит она напрямик.

— И что бы вы стали делать?

— Сделала бы все, что в моих силах, как королева Англии, — отвечает она, кладя руку на живот.

Его большая рука ложится поверх.

— Здесь должен быть сын. — В его голосе не хватает теплоты. — Думаю, как королеве Англии, вам мало что удастся. Чтобы удержать страну, нужен мальчик, принцесса Елизавета и ваш интриган-дядюшка — совсем не то, что я хотел бы оставить после своей смерти.

— Поклянитесь, что больше не будете участвовать в турнирах, — страстно молит она.

Он отворачивается.

— Оставьте меня в покое со своими клятвами и обещаниями. Видит Бог, когда я расстался с королевой, надеялся на что-нибудь получше этого.

У них никогда еще не было такой гнетущей ссоры. Анна даже не спорит. Оба бледны как привидения, чуть живы от своих собственных страхов. К чему может привести воссоединение влюбленных, только напомнить, как хрупка их власть в стране. Анна опустилась в реверансе перед тяжелым телом на кровати и вышла из комнаты. Она шла медленно, будто несла тяжелое бремя, задержалась у двери.

Я наблюдала. Анна вскинула голову, губы изогнулись в улыбке, плечи выпрямились, она собралась, как танцор при звуках музыки. Кивнула стражнику, тот распахнул двери, она вышла в гул голосов, чтобы сказать придворным — благодарение Богу, королю лучше, он смеется и шутит над своим падением, снова будет участвовать в турнире, как только сможет, и тогда-то уж мы повеселимся.

Генрих кажется спокойным и задумчивым, оправляется от падения. Боль стала предупреждением — он стареет. Из раны сочится кровь пополам с гноем, приходится все время носить тугую повязку, а садясь, класть ногу на скамеечку. Это унизительно — ведь он так гордится своими сильными ногами, крепкой посадкой. Теперь он хромает, толстый бинт уродует икру, но хуже всего запах — от него несет, как из курятника. Генрих, золотой принц Англии, признанный во всей Европе красавец, ощущает приближение старости. Вот кто он теперь — старая, больная, грязная, вонючая обезьяна.

Анне этого было не понять.

— Побойтесь Бога, дорогой супруг, вы спаслись, чего еще?

— Мы оба спаслись. Что вы без меня?

— Я бы справилась.

— Не сомневаюсь. Я еще остыть не успею, а ваша родня уже усядется на мое место.

Ей бы придержать язычок, но она привыкла с ним спорить.

— Хотите меня оскорбить? Обвиняете мою семью в отсутствии преданности?

— Говарды в первую очередь преданы сами себе, а лишь во вторую — королю.

Я заметила — сэр Джон Сеймур поднял голову, на губах таинственная улыбка.

— Мои родственники костьми лягут ради вас, — возразила Анна.

— И вы, и ваша сестрица, конечно, лягут, — быстрый как молния, вставил королевский шут.

Раздался взрыв хохота. Я залилась краской. Уильям потянулся к отсутствующему мечу. Но обижаться на шута бессмысленно — особенно если сам король смеется.

Генрих протянул руку, весело похлопал Анну по животу:

— И не зря!

Она раздраженно отбросила его руку. Он застыл, хорошее настроение сразу угасло.

— Я не лошадь, чтобы меня щупать, — бросила Анна.

— Будь у меня кобыла с вашим характером, я скормил бы ее собакам, — холодно возразил король.

— Норовистую лошадь нужно уметь объездить, — с вызовом произнесла она.

Мы ждали обычной бурной реакции. Долгую минуту король молчал, улыбка Анны становилась все более вымученной.

— Не все лошади того стоят, — ответил Генрих едва слышно.

Только несколько человек, те, что сидели поближе, разобрали его слова. Анна побелела, но в то же мгновенье вскинула голову и рассмеялась, будто король произнес что-то невероятно остроумное. Окружающие опустили головы, каждый сделал вид, будто занят разговором с соседями по столу. Ее взгляд скользнул мимо меня к Георгу, их глаза встретились осязаемо, как рукопожатие.

— Еще вина, дорогой муж? — предложила Анна.

Голос не дрожит. Один из придворных выступил вперед, налил королю и королеве вина, обед начался.

Генрих мрачен. Его не веселят ни танцы, ни музыка, хотя ест и пьет он еще больше обычного. Он поднялся на ноги, морщась от боли, захромал по зале, говоря то с одним, то с другим, выслушал чью-то просьбу, подошел к нашему столу, где сидели придворные дамы королевы, остановился между мной и Джейн Сеймур. Мы одновременно вскочили на ноги, но он смотрит только на нее. Потупив глаза, делает реверанс:

— Я устал, очень устал. Как бы хотелось очутиться в Вулфхолле, вы бы собрали для меня букет из трав.

— Я готова сделать все, чтобы ваше величество смогли отдохнуть и избавиться от боли, — произносит она со сладчайшей улыбкой.

Генрих, которого я знала, переспросил бы: „Действительно все?“ — радуясь вульгарной остроте. Но этот новый Генрих придвигает табурет, делает нам знак сесть подле него.

— Можно вылечить синяки и шишки, но не старость. Мне сорок пять, и я впервые чувствую свой возраст.

— Это из-за падения. — Голос Джейн звучит мягко, утешительно, словно молоко капает в подойник. — Вы ушиблись, устали, вы изнурены заботами о безопасности королевства, ведь вы день и ночь думаете об этом.

— Кому я оставлю в наследство прекрасную страну? — скорбно говорит Генрих. Оба смотрят на королеву, Анна, вспыхнув от гнева, — на них.

— Хвала Господу, королева ждет сына.

— Помолитесь обо мне, Джейн, — просит он шепотом.

— Это мой долг — молиться о короле, — отвечает она с улыбкой.

— Вы будете молиться об мне сегодня ночью? — спрашивает он еще тише. — Когда я в страхе лежу без сна и каждая косточка ноет, приятно знать — вы молитесь обо мне.

— Хорошо, — говорит она просто. — Я словно буду рядом, моя рука у вас на лбу, вам будет легче заснуть.

Я прикусила губу. За соседним столом моя дочь Екатерина с округлившимися глазами пытается разгадать этот новый способ ухаживания под видом вкрадчивого благочестия.

С гримасой боли король встает.

— Руку! — бросает через плечо.

Полдюжины кавалеров бросаются вперед ради чести помочь его величеству вернуться на свое место на возвышении. Генрих отстраняет моего брата, выбирает брата Джейн. Анна, Георг и я молча следим за тем, как Сеймур усаживает короля на трон.